я убил зверя под баобабом
Автор: D-r Zlo
Бета: Бурозубка белая, волшебная
Фандом: "Аватар: Легенда об Аанге"
Название: "4 истории"
Пейринги: Джет/Смеллерби, Пиксквик/Смеллерби, Смеллерби/Катара, Лонгшот/Смеллерби
Тип: гет, фамслеш.
Дисклеймер: на права не претендую, а вот на фидбек и получение удовольствие от фика - очень даже )))
текст №1: Джет.
Мама пыталась воспитать Смеллерби правильно. Как настоящую девочку.
- Одевайся красиво, - говорила мама. – Ведь встречают по одежке, а у настоящей девушки она должна выражать сущность.
Смеллерби готова была шипеть и кусаться: предложенная мамой одежда смотрелась на ней как на мужчине, так же нелепо и неудобно. Да и потом, мама, зачем красивая одежка при такой-то харе?
- Будь умницей, - говорила мама. – Умная жена будет уступать мужу и казаться беззащитной.
Смеллерби хотелось мрачно сплюнуть в сторону: она считала таких женщин чокнутыми отвратительными манипуляторшами и искренне жалела их супругов. А уж мальчишкам она не уступала никогда: зачем, если она все равно всегда их побеждала?
- Ты же девушка, - говорила мама.
Смеллерби желала в такие моменты уйти в другую комнату, спрятаться за ящиками и в тишине тишайшей сдохнуть мордой к стенке: она и в этом не была никогда уверена.
Так что, мама, с дочерью тебе не повезло.
Впрочем, она не могла не признать маминой правоты: красивым и правильным девушкам всегда все доставалось легко. Смеллерби же не были ни красивой девушкой, ни тем более правильной, поэтому – какой отсюда следует вывод?
Вот и ей приходилось драться, сражаться, бороться, отстаивать свою территорию – и ни в коем случае не рассчитывать на помощь. Никогда. Вот будь она хотя бы симпатичной – другое дело…
Впрочем, гордиться ей тоже было чем. Например, стальной силой воли – когда её деревня ещё была цела, её сорокодневное полное голодание ради того, чтобы закалить себя, вошло в местные байки – «а помните, та чокнутая девочка…». Или хорошо поставленным ударом – влипать Смеллерби не приходилось, по крайней мере до того момента, пока в их деревню не пришли люди страны Огня, и её регулярно клеймили позором на всяческих советах, где брызжущие ядом толстые мамочки и злобно сверлящие взглядом тоненькую фигурку странной девочки всякие высокопоставленные старцы ругались на неё за то, что «она обидела моего Ла Чана!». Неудивительно, что их сыновей в итоге так просто бить…
В общем, странной девочкой была Смеллерби. По всем параметрам необычной.
А ещё Смеллерби людей не любила категорически, так получилось.
Поэтому когда её, зашуганную, запуганную, избитую до полусмерти нашли на развалинах былой деревни, первым, чем она встретила своего внезапного спасителя, это – кулак в лицо.
- Эй, успокойся, - и ошарашенный, но тем не менее лукавый взгляд будущего командира.
Больше чем людей и красивых девушек Смеллерби не любила смазливых парней. Ненавидела прямо-таки. Потому что – даже представляя себя мальчиком она находила себя крайне некрасивым угрюмым парнем, на фоне которого и местные жиробасы кажутся писаными красавцами, а во-вторых…
Парень не должен быть красивым.
Парень должен быть мужественным. Но красота – удел баб, которым, кроме рожи, и похвастать нечем.
Поэтому первое, что решила для себя немного успокоенная Смеллерби, наблюдая за тем, как спрятавшие её где-то на дереве спасители бинтуют ей плечо, так это то, что уж с этим-то парнем она постарается не иметь ничего общего. Никогда.
Фига – ошибалась.
Расчет Джета был верен – после случившегося с её деревней, после пережитого шока и полной потери родных, ничего другого на его предложение вступить в отряд мстителей, кроме твердого «да», Смеллерби бы не смогла ответить. Её не останавливало ни то, что она была единственной девчонкой (хе-хе) в отряде, ни тот факт, что шрамы на лице приходилось маскировать красной краской, ни даже внешность Джета, которая с определенного момента перестала казаться ей смазливой.
Нет, это было связано вовсе не с её спасением – да, она была ему благодарна, но куда больше её впечатлил тот факт, что именно он единственный возглавил – пусть маленький – диверсионный отряд против людей Огня. И что больше никто из их народа этого не делал – боялись ли? или почему? хотя, с их культурой, где всякие Ла Чаны прячутся за мамины юбки…
Смеллерби каждодневно старательно доказывала свою полезность – и, надо признать, с большим успехом. У неё была отличная физическая подготовка, работала она наравне со взрослыми мужчинами, да и к тому же мамины уроки впрок не пошли – готовила Смеллерби, конечно, не прекрасно, но вполне сносно.
- Ну ты даешь, - усмехнулся Джет во время одного из ужинов: кажется, тогда шла неделя с того момента, как Смеллерби стала членом его отряда.
- Чего такого?
- Просто мастер на все руки, - и с той же ухмылочкой пошёл в сторону обсуждающих между собой какой-то анекдот новобранцев.
Так она и не поняла, как относиться к своему предводителю. И как он относится к ней.
Большая часть команды была свято уверена в том, что Смеллерби влюблена в Джета. Она бы и рада была с ними согласиться, но не могла: Джет вызывал у неё искреннее восхищение, уважение, отчасти страх, но, вопреки мнению общественности, никаких нежных чувств она к нему не питала. И, что самое обидное, даже когда она пыталась переубедить товарищей по оружию, что ничего такого она чувствует, становилось только хуже.
Что же думал сам красавчик Джет по этому поводу, Смеллерби узнала только после того, как они вместе сидели в одной из засад.
Точной информации, когда должна была появиться целая куча из трех солдат армии народа Огня, не было, поэтому ребята разделились: Пиксквику с Дюком достался небольшой закоулок у истока реки, а Джет с Смеллерби патрулировали одну из полян.
- Эй, Смеллерби?
Интонация Джета её насторожила: это явно будет нестандартный вопрос… или просьба.
- Чего?
- Я вот тут заметил, - Джет потянулся, вытянув вперёд длинные подтянутые ноги, тайная зависть Смеллерби. – Ты серьезно девчонка?
Со стороны Смеллерби раздался нервный смешок:
- Смеёшься?
- Ну слава духам, - а вот этот взгляд ей уже не нравился. И эта поза, которую принял предводитель партизан леса. – А то знаешь ли, как-то невесело ловить себя на тяге к парню.
- Ты на что намекаешь?
- Да ничего, делюсь соображениями.
Правильно ей не нравились его интонации.
- Слушай, ты, это… - Смеллерби не нашлась, что сказать. – Не смей, в общем, понял?
- Да ладно тебе, - Джет рассмеялся: а для него всё смешки, придурок. И вот без этого оценивающего взгляда можно было бы запросто обойтись. – Знаешь, сделать бы…
- Не собираюсь я быть бабой, понял! – резко обрубила его Смеллерби: Джет приложил палец к губам, чтобы она вела себя тише, и следующую часть фразы она произносила тихим шепотом: - Слушай, я, конечно, девчонка, но давай только ты не будешь на меня пялиться и со мной заигрывать? Я этого не люблю.
- Ладно, как знаешь. – Джет закинул голову назад, а Смеллерби смотрела сквозь пальцы на траву и рассеянно думала о том, что, будь рядом с ней сейчас мама, она бы посчитала ненаглядную дочку полной дурой.
Но мамы рядом не было, а общение с Джетом с того времени осталось на дружески-деловом почтительном уровне.
№2: Пиксквик
Когда Смеллерби, будучи мелкой голоногой соплячкой, слушала истории, сказания и прочие сказки и былины от своего дедушки, она вывела для себя такую интересную мысль: у каждого защитника обиженных и угнетенных друг обязательно большой, толстый и добрый, - или один из друзей, но быть рядом с героем он просто обязан. Она, помнится, ещё задавалась вопросом, почему бы для разнообразия не сделать этого помощника мелким, злым и юрким, но – вот он, один штампов всех этих рассказов.
Таким помощником Джету выступал Пиксквик.
Именно он с самого начала относился к Смеллерби с симпатией, в отличие от остальной команды Джета, а после того, как раскрылся её талант к приготовлению вкусной еды на огне, он и вовсе был ею покорён – даже, наверное, слепой летающий бизон заметил бы тот щенячий восторженный взгляд, которым Пиксквик смотрел на маленькую злую девчонку – единственную в отряде.
Проблема в том, что в проницательности своей Смеллерби была ещё хуже слепого летающего бизона: она была очень наблюдательной, когда дело касалось ловушек, обманок и грядущего прибытия нового отряда людей народа Огня, но в делах сердечных не могла заметить и очевидного. Впрочем, даже если бы она и умела, в сторону Пиксквика она бы посмотрела в последнюю очередь: здоровый толстый глуповатый парень, любящий еду и детей, никогда её всерьез не интересовал даже как друг – в друзей она вообще с некоторого времени перестала верить.
Однажды, когда после серьезного задания она сидела в гордом одиночестве, ела приготовленную ею же самой похлебку и думала о своих чувствах к одному из этих странных чужаков, попутно выражая вслух всю свою ненависть к этому миру вообще, этой дурацкой похлебке в частности и Джету на данный момент, из-за деревьев к ней внезапно вышел сияющий, как начищенный котелок, Пиксквик.
- Привет!
- А, это ты.
Радостное лицо Пиксквика сильно удивило Смеллерби. Интересно, с чего бы такая радость… хотя после последнего набега на деревню Огня они разжились мясом, скорее всего, это его и обрадовало.
- Это тебе, - и широкая грудная клетка Пиксквика скрылась за невероятно огромным букетом цветов. В самом деле, этот букет был настолько большим, что, наверное, приделай его к голове кого-нибудь из солдат армии Озая, он бы запросто смог за ним спрятаться. В нём, казалось, были собраны все цветы этого леса: большие, маленькие, ядовитые, нормальные, полевые, с деревьев – даже водные умудрился где-то раздобыть!
Смеллерби никогда не отличалась криворукостью – она всегда метко бросалась в кого-нибудь из тупых помощников Джета тарелками с едой, но сейчас был первый случай, когда она от шока опрокинула содержимое своей миски на себя и не заметила этого.
- Пиксквик, ты чего? – ошарашенно спросила она. – Я ненавижу цветы, ты это знаешь.
Она никогда не жалела сказанных ею слов, но сейчас даже самое бесчувственное из всех брёвен посмотрело бы на Смеллерби с укоризной: на лице у парня была такая растерянность, горечь и сожалению, что не посочувствовать ему было никак нельзя.
- Ох… - выдавил он из себя. – Извини…
И он ушёл обратно, как показалось шокированной Смеллерби, начиная по дороге не то плакать, не то просто горестно охать.
Она ещё несколько минут сидела на том же месте в полном ступоре, не понимая, что это вообще было. Находившийся неподалеку Лонгшот устало прикрыл лицо ладонью.
Собирать Смеллерби было нечего, кроме сменной одежды и пары ножей; однако, разбирая свою кладь, она вдруг вспомнила, что забыла возле костра верёвку, и отправилась за ней.
Было уже темно, но тем не менее она, к своему удивлению, обнаружила на своём месте совершенно потерянного Пиксквика, играющего с ножом.
- Эй, ты разве не ушёл с…
- Ой, привет! – И даже сейчас, когда он и ещё несколько предателей ушли к людям Огня от Джета, на появление Смеллерби Пиксквик отреагировал немедленным румянцем. – Я тут забыл…
Что именно Пиксквик забыл, Смеллерби не стала спрашивать – она вообще не желала с ним после всего случившегося разговаривать; поэтому, зло поджав губы, она прошла к костру, сняла с лежащего бревна веревку и собралась уже было обратно к себе, как вдруг Пиксквик неуклюже встал, намереваясь преградить ей дорогу.
- Чего тебе? Я не собираюсь говорить с предателем!
- Ты действительно остаешься с ним? Он же плохой!
Смеллерби издала короткий злой смешок: она по-прежнему ничего не понимала в чувствах людей и их душевных порывах, но, кажется, теперь она точно знала, что привело Пиксквика обратно. Вовсе не забытая им вещь. Ну и придурок! Смеллерби даже вообразила себе на секунду, как Пиксквик упрашивает её уйти от Джета: «Он же хотел людей невиновных убить, он плохой! А ты – хорошая!». Ещё небось в любви признается…
Этого ей было вовсе не нужно.
Смеллерби прямо посмотрела в горестные глаза бывшего товарища и чётко произнесла:
- Я остаюсь с Джетом и буду ему помогать. Понял? Тогда уходи прочь!
Но ушла в итоге она – гордо развернувшись к нему узкой спиной и пройдя в свою палатку, где лежала собранная ею сумку. Ей почудилось, что Пиксквик смотрит ей вслед, но убеждаться, так ли это на самом деле, у неё не было ни малейшего желания: больше красивых людей Смеллерби ненавидела предателей.
Больше они с Пиксквиком не виделись. Ни с ним, ни с Дюком, ни со Снирзом – ни с кем из тех, кто тогда их оставил из-за дурацкой разочарованности в бывшем предводителе.
№3: Катара.
А вот к красивым девочкам Смеллерби относилась несколько по-другому, чем к красивым мальчикам: если вторым она завидовала и ужасно их не любила, то по отношению к первым у неё к зависти и неприязни примешивалось что-то вроде… восхищения, что ли. Когда тебе вроде и не нравится человек, но ты взгляд от него оторвать не можешь, и представляешь себе, как он пахнет, как выглядит его лицо при определенном повороте головы и тихонько млеешь. И ненавидишь себя от этого ещё больше.
И как-то так получилось, что именно в то время, когда Смеллерби была одним из партизанов отряда Джета, она впервые увидела Красоту, воплощенную в одном человеке.
День с самого начала был отвратительным: недоставало всего – оружия, провизии всего ничего оставалось, не большее, чем на неделю, лекарств, взрывчатки; в находившееся неподалеку селение Огня прибыло подкрепление, и не факт, что они не знают о партизанских отрядах, отлавливающих солдат Огня в лесу, соответственно, подготовлены они были куда лучше прежних; к тому же погода явственно намекала на то, что последующую неделю должны идти дожди, что для них были сущим наказанием. Джет, впрочем, на все эти опасения и расстройства реагировал со свойственной только ему дружелюбной ухмылочкой и беспечно отзывался: «Ха, проживём!» и собирал людей на новое задание.
В такие моменты Смеллерби очень хотелось его чем-нибудь ударить, и ударила бы, не удержи её вовремя Лонгшот.
- Он идиот, - сказала она ему. – Лонгшот, он безответственный идиот.
«Я знаю», - ответил ей одним взглядом Лонгшот; после того, как они его подобрали в одной из уничтоженных народом Огня деревень, он почти не разговаривал иначе, и понимали его только Смеллерби с Джетом, и это его полностью устраивало.
Смеллерби сплюнула в сторону; больше они к этой теме не возвращались.
Впрочем, потом было всё не так плохо: днём дождь прекратился, и Снирз с Дюком нашли лагерь солдат Огня; если бы удалось его захватить, как рассчитал Джет, то проблема с едой, оружием и лекарствами разрешится сама собой.
Оставалось только его захватить.
Задание обещало затянуться на долгие часы: работу свою Джет с отрядом привык выполнять тихо, тем более что напрямую на лагерь бы напасть не получилось в любом случае – к охране лагеря солдаты Огня подошли со всей ответственностью, и караул менялся едва ли не каждые полчаса, поэтому они были настороже и никакого «захвата под шумок» провести было нельзя. Смеллерби билась головой об дерево: двухчасовое задание потихоньку превращалось в шестичасовое, а то и больше, если им не удастся выцепить момент, когда охрана Огня будет не столь внимательной. Джет, Пиксвик и Снирз обсуждали, нельзя ли проделать какой-нибудь отвлекающий маневр – идея была благодатной, но Джет сильно жалел людей в отряде: отправить их отвлекать солдат Огня – значит, понести жертвы, а такого он не мог позволить. Так что оставалось сидеть и ждать, пока небо на голову не свалится и не раздавит всех к чертям; это было ужасно утомительно.
Однако спустя шесть часов великий дух леса – или черт его знает, кто это из духов был, но явно кто-то хороший, - услышал их молитвы, и наткнул на лагерь людей Огня трех каких-то простых прохожих. Это и было сигналом к действию.
Лагерь они вырезали, кстати, за рекордно короткое время – пожалуй, общая стычка не заняла и двадцати минут, этого Смеллерби точно сказать не могла, так как во время боя не следила за временем, но, когда всё закончилось, не потемнело ни на йоту. И только радостная Смеллерби обернулась, чтобы найти в толпе своих Лонгшота и, повесившись у него на шее, радостно проорать, что «Ну наконец-то мы это сделали!», как тут она увидела… и остолбенела.
Это была Красота.
Красоте на вид было лет пятнадцать-семнадцать; у неё были потрясающие длинные каштановые волос, взятые в косу, голубые глаза цвета горного ручейка и красивая смуглая кожа – не такая смуглая и грязная, как, скажем, у южных плен народов Земли, это был очень красивый и благородный загар, какого Смеллерби никогда не видела. Она вся была такая тоненькая, но не хрупкая, а очень гибкая, как тростник – его ты как не гни, он не сломается, так и тут, кажется… А ещё у неё было очень благородное, почти величественное, лицо, тонкие запястья и очень красивое свадебное ожерелье народа Воды – она, что, замужем?...
Такого Смеллерби видеть ещё не приходилось.
Она застыла, глядя на эту девочку, и рассеянно подумала о том, что, если бы она выросла хоть чуть-чуть похожей на неё, её мама бы была довольна.
Когда Красота встретилась с ней глазами, Смеллерби прямо почувствовала, как она краснеет, бледнеет, зеленеет, сиреневеет одновременно и тут же отвернулась, лихорадочно думая о том, где бы ей сейчас найти Лонгшота.
Искать долго его не пришлось; он словно вырос рядом с ней в это же мгновение, отмывая поднятые им стрелы от крови. Заметив странное состояние Смеллерби, он недоуменно поднял брови: «Что такое?».
- Смотри, - Смеллерби, поджав губы, кивнула назад; он заглянул ей за плечо и присвистнул, вероятно, тоже заметив эту красоту.
«Она?».
- Угу. Скажи… какая?
Лонгшот пожал плечами и вернулся к своему занятию; тогда Смеллерби осторожно обернулась сама.
Рядом с девушкой уже стоял прихорошившийся Джет, жуя какую-то очередную травинку; Смеллерби впервые почувствовала какое-то необъяснимое раздражение перед ним, и ей даже захотелось его чем-нибудь ударить, или отвлечь, или… ну что-нибудь сделать, только чтобы он не стоял так рядом с ней.
«Придурок, - зло подумала она. – Впечатление произвести хочет, красавчик хренов».
От Красоты и Джета её отвлек Дюк, который, прыгнув прямо на неё, радостно закричал:
- Биии, слушай, а у нас… представляешь, кто у нас!...
- Меня зовут Смеллерби, идиот! – огрызнулась она. – И слезь с меня наконец!
- У нас Аватар в гостях!
- Аватар?...
Смеллерби была полностью покорена увиденной ею Красотой, поэтому она не обратила внимания на остальных двух путников, которые были вместе с ней. Когда она посмотрела на них, то не поверила своим глазам: одним из них действительно был Аватар – совсем мелкий ещё мальчишка, немногим старше Дюка, в оранжевых одеждах и со вытатуированной стрелкой на лысой голове. Мальчишка был большеглаз, улыбчив, и, кажется, излишне восторжен, потому что он тут же повесился на Джете, расспрашивая его обо всём и приходя в дикую радость от каждого его слова. Вторым же был какой-то парень с кислой физиономией, который был внешне удивительно похож на Красоту – конечно, чуть пострашнее, не такой красивый, но всё же – тоже смуглый, голубоглазый и темноволосый.
Но Красота была интереснее; поэтому весь вечер Смеллерби исподтишка наблюдала за ней.
Лонгшот покачал головой: он уже начал понимать, что ничем хорошим ни для нихЮ ни для Смеллерби эти путники не обернутся. Особенно эта девушка, Красота.
К концу дня Смеллерби о Красоте знала почти всё: что она с братом Соккой из южного племени Воды, что её зовут Катара и ей семнадцать лет, что они с Аватаром Аангом (который, по мнению Смеллерби, больше похож на лысую обезьянку) собираются спасти мир от тирании Лорда Огня (и ей становилось страшно за мир, который должен спасти вот этот вот… ребёнок), что у неё от солдат Огня умерла мать и пропал отец, что у них за этот месяц выпало столько приключений, сколько у Смеллерби не было за все её шестнадцать лет. А ещё она знала, что у Красоты – у Катары – самые красивые в мире руки и самые голубые глаза. И что у неё ещё потрясающий смех, у Смеллерби точно такой никогда не вырастет. И что она удивительно быстрая и ловкая – для девчонки-то, которая с парнями никогда в рукопашную не дралась. И что…
Смеллерби впервые почувствовала себя полноценным мальчишкой. Не просто лохматым придурком с недоразвитым женским телом, а самым настоящим мальчишкой, который испытывает муки первой любви, при этом страшный, как сам Ад, и который очень сильно хочет понравиться своей возлюбленной.
Но, увы, одно дело чувствовать себя мальчишкой, а другое дело – им быть. А им, понятное дело, Смеллерби не была.
Проблема. Ужасающая и угнетающая проблема.
Лонгшот видел, что творится с его боевым товарищем, закатывал глаза, красноречиво вздыхал и всячески намекал Смеллерби, что было бы неплохо заняться чем-нибудь другим, а не следить за красивой девушкой, с которой к тому же заигрывает Джет. Смеллерби огрызалась, шипела и просила Лонгшота прекратить «на меня так пялиться, словно я последняя дура!». Впрочем, она не могла отрицать его правоты…
…особенно когда она случайно столкнулась с Красотой лоб в лоб.
- О, привет, - улыбнулась ей Красота, и Смеллерби пошла мучительными пятнами: и какого черта эта красотка так спокойно с ней общается? Из своего деревенского прошлого она всегда помнила, что красивые девушки при виде страшненькой Смеллерби задирали нос и проходили мимо, а она-то почему не такая?
- П-привет, - выдала наконец она.
- Ты тоже из партизан Джета? – А ещё она ослепительно красиво улыбается, эта Красота. – Я видела, как ты сражался с теми солдатами народа Огня. Это было просто здорово!
- Да ладно, чего уж там, - а ещё Смеллерби всегда помнила, что лучший способ развеять свои всяческие бредовые влюбленности и мечтания, это разговаривать с предметом обожания нарочито грубо. Во всяком случае её так брат учил.
- Да ладно тебе, не скромничай! – Она протянула Смеллерби руку. – Я Катара, а ты?
- О, Смеллерби! – Девушка только хотела ответить Красоте и назвать своё имя, как тут раздался радостно-ироничный возглас Джета. – Слушай, вы с Лонгшотом не могли бы проверить все то, что нам удалось забрать у тех мерзавцев из Страны Огня? А то мало ли, продукты порченые, или ещё что такое неприятное…
- Конечно, - ответила Джету сквозь зубы Смеллерби, бросая на своего ухмыляющегося предводителя острый злой взгляд. Джет же ещё шире ей улыбнулся, прислонившись к дереву:
- Смеллерби. Один из самых славных и достойных парней в моём отряде. Правда, злой как чёрт…
- Но очень милый, - ответила ему Красота; Смеллерби не видела их лиц при этом диалоге, но от этих слов Катары она тихонько, совершенно по-детски обрадовалась и шла уже дальше, едва сдерживая идиотскую широкую улыбку, как у этого Аватара.
Но Джет все равно козел и сволочь.
Впрочем, то, что эта девчонка считает её парнем, сильно обнадеживало Смеллерби; неизвестно, почему – о любви никакой тут речи идти не может, какая уж тут любовь между девчонкой и девчонкой, да ещё тем более между страшненькой и прекрасной… Но всё равно Смеллерби чувствовала себя почти что счастливой.
Почти.
Те несколько дней, которые пробыли у них Красота с товарищами, перевернули жизнь в отряде вверх дном.
План Джета по уничтожению деревню стал известен всем, и отряд, возглавляемый в первую очередь Снирзом и Пиксквиком, покинул его; Лонгшот стал мрачнее обычного и перестал разговаривать вообще, даже взглядом; ну а Смеллерби…
А Смеллерби казалось, что ещё чуть-чуть, и она либо сойдёт с ума от всего этого, либо впадёт в некрасивую бабскую истерику и таким образом откроет свой настоящий пол.
Красота попеременно то ужасно раздражала её, и ей хотелось на неё рычать, издеваться, всячески оскорблять и обижать; то привязывала к себе настолько, что Смеллерби ловила себя вдруг на очень странных желаниях – например, нагнуться и быстро поцеловать Красоту в то место на шее, с которого начинают расти волосы. Или прижаться как-то к ней и обнять. Она себя утешала тем, что, вероятно, так у неё проявляется тоска по маме – ведь после уничтожения деревни и до этого момента ей не приходилось иметь дела с девушками, а тут… да ещё красивая такая…
В любом случае, когда они с помрачневшим и посерьезневшим Джетом и Лонгшотом отправились в Ба Синг Се, ей стало немного легче. В основном потому, что дел хватало и без этих глупых чувств, да к тому же после того, как истинные намерения Джета раскрылись, Катара наверняка к ним будет относиться презрительно, так что больше ловить тут было нечего…
И Смеллерби полностью смирилась с этим.
Но всё равно иногда её накрывала какая-то жуткая, мучительная тоска, идиотские мысли «А если вдруг…» и воспоминания начинали душить её особо остро.
Смеллерби знала, как можно избавиться от боли при ранении или болезни, но понятия не имела, как лечить вот такую боль, у которой нет очага, и она просто тупо давит на сердце со всех сторон. Этому и мама её не учила, хотя, как иногда казалось Смеллерби, будь она жива, она бы точно, точно рассказала…
Единственное, что спасало в это время, так это общее дело, вера в Джета и поддержка Лонгшота – без него бы Смеллерби, как ей казалось, совсем бы с катушек съехала.
- Эй, знаешь, что, - внезапно заговорила она с ним после ссоры со старым мастером чайных дел на корабле, - спасибо тебе.
«За что?» - задавал удивленный немой вопрос Лонгшот.
- Ты единственный, у кого я могу рыдать на плече, и меня не сдадут в дом сумасшедших, - ответила Смеллерби с едкой и нарочито наглой усмешкой.
«Дура», - пожал плечами Лонгшот, но глаза его потеплели.
И только после событий в Ба Синг Се Смеллерби поняла, что избавилась от этой дурацкой влюбленности в Красоту.
По крайней мере, ей так показалось.
№4: Лонгшот
Смеллерби всегда считала дружбу дороже каких-либо паршивых любовных отношений. Любовь это что, привязанность, пшик – и всё, причём зачастую односторонняя, и нацелена исключительно на продолжение рода… а вот дружба – это уже серьёзно. Дружба не взаимной не бывает, и для друга ты всегда сделаешь то, чего не сделаешь для себя. Святое чувство, эта дружба, уж получше всех любовей.
Так получилось, что в деревне друзей у неё не было. Были ребята, с которыми она играла в войнушку, с кем могла пошутить или в шутку подраться, но друзей не было. Среди девчонок так тем более – скучные они были, эти девчонки, да и со страшненькой Смеллерби дружбу водить не собирались. Мама, помнится, расстраивалась по этому поводу очень сильно, она-то ждала, что её дочь станет настоящей девушкой…
Не получилось, мама. Не сложилось.
В отряде друзей у неё тоже не было: даже те, кто назывались таковыми, Смеллерби воспринимались скорее как боевыми товарищами и опять же – людьми, с которыми было весело и задорно. Но друзья?.. да какие там друзья, когда у каждого душа была наглухо закрыта за броней из стали, усмешек и общего дела. Ни о какой дружбе не шло и речи.
Впрочем, нет: потом в отряде появился человек, которому Смеллерби могла доверить абсолютно всё.
- Чёрт, не успели.
Джет при виде горящих деревень менялся до неузнаваемости: казалось, смуглое его лицо бледнело, сам он становился как-то старше и серьёзнее, и даже выплёвывал свою тростинку изо рта. Остальные тоже держали себя скованно и закрыто: в отряде не было ни одного человека, у которого люди из племени Огня не сожгли бы деревню.
Этот раз исключением не был.
Пиксквик, Дюк и другие партизаны из отряда Джета принялись тушить пожар, чтобы огонь не перекинулся на лес, а Джет, Снирз и Смеллерби принялись искать выживших и доставать трупы из домов, чтобы по-человечески их захоронить.
Смеллерби не запомнила, сколько всего ей пришлось перетаскать трупов до того момента, пока она не почувствовала, что у одного из найденных ею тел есть пульс – слабенький, но есть.
- Джееет! – закричала она и закашлялась: дым забивался ей в легкие. – Джет, тут живой человек!
Никакого ответа. Вероятно, Джет в это время был в другой части деревни.
Она потащила парня из дома, из деревни, в лес; когда она вытащила его на безопасное расстояние до деревни, вытаскивать остальные тела было уже поздно – деревня сгорела полностью, и огонь сейчас уже сходил на нет.
Она достала из поясного мешочка лечебную воду, чтобы обеззаразить раны, и бинты; в целом, парень производил впечатление почти не пострадавшего, бессознательного, но не пострадавшего.
Ран было немного, и перемотать их было несложно; сложнее было выдернуть у него из рук лук, в который он вцепился намертво, даже будучи без сознания.
- Давай же, - шипела Смеллерби сквозь зубы. – Ну, давай же, приди в себя!
И пришёл.
Веки парня задрожали и он открыл глаза, в растерянности, отчаянии и недоумении уставившись на внезапную спасительницу. Смеллерби вздохнула с облегчением.
- Слава духам, жив. Потерпи, сейчас остальные придут…
Парень попытался привстать, но тут же согнулся от боли в раненом плече.
- Не шевелись ты, - поддержала его Смеллерби. – Ты весь ножом истыкан, сейчас рана откроется. Сам потом себя лечить будешь.
«Да где же Джет?».
Стоило ей только так подумать, как почти в ту же секунду из города вышел Джет с отрядом, которые вытаскивали трупы из брошенных домов. Увидев Смеллерби с раненым, Джет переменился в лице и встревожено кинулся к ней:
- Как он? – без предисловий спросил предводитель отряда лесных партизан.
- Ранен, но живой. – Смеллерби поджала губы. – Там ещё трупы были, я не успела их вынести, и…
- Ничего, - Джет похлопал Смеллерби по плечу. – Ты поступила правильно, им уже все равно. Эй, Снирз! – окликнул он угрюмого подростка. – Тут раненый, его срочно нужно отнести в лагерь!
Так Смеллерби впервые познакомилась с Лонгшотом.
Поначалу им всем Лонгшот казался немым: он ни с кем не разговаривал, всё время молчал, лишь отпуская иногда злобные, недружелюбные взгляды в сторону партизан Джета. Лишь один раз, когда Снирз мрачно пошутил, что «у всех отряды как отряды, а у нас одни больные: здоровяк, ребёнок, девочкомальчик, а теперь вообще немой» сухо бросил ему «Заткнись» и повернулся к остолбеневшим товарищам спиной.
После этого к Лонгшоту стали относиться несколько странно: его явно побаивались, но при этом сильно уважали – если Смеллерби поначалу кидалась и огрызалась на каждую шутку о ней и её положении, то Лонгшот исключительно молчал и не реагировал, поэтому желание подшучивать над странным новичком пропало.
Единственные, с кем Лонгшот хоть как-то взаимодействовал в эти дни, были Джет и Смеллерби.
Джет сразу увидел потенциал в подобранном парне и относился к нему с почтительным уважением; неизвестно, как к этому относился сам Лонгшот, но, казалось, он единственный, помимо Смеллерби, кто слушал все его пафосные монологи о свободе, равенстве, братстве и ненависти к народу Огня вдумчиво, не пропуская ни единого слова.
А Смеллерби… ну, это была Смеллерби.
Она сразу почувствовала симпатию к спасенному ею пареньку, и, едва он только выздоровел и вступил в отряд Джета, она тут же взялась его патронировать – с полного одобрения Джета, разумеется. Она слишком хорошо знала, что это такое – привыкать к новому образу жизни, когда трагедия ещё не улеглась в душе, и ты привык к тому, что было раньше, поэтому она всегда дружелюбнее остальных относилась к новичкам.
Однако Лонгшот на удивление быстро адаптировался к новой среде. Он оказался неплохим воином и просто великолепным стрелком – во всяком случае, Смеллерби не могла вспомнить никого другого, кто умудрялся бы стрелять тремя стрелами одновременно. Когда он впервые продемонстрировал это своё умение, Джет присвистнул, а Смеллерби не могла сдержать удивленно-восторженного «Ух ты!». Остальные тоже были явно впечатлены.
В общем, таланты Лонгшота в отряде были востребованы, и он даже стал учить кого-то из товарищей стрелять из лука таким образом.
Впрочем, не все у него было так же безоблачно.
Один раз Смеллерби пошла на своё любимое место в лагере – ветка толстого двухсотлетнего дерева, с которой открывался отличный вид на лес и частично – на море. Таких деревьев в их части леса было много, и для того, чтобы следить за перемещениями солдат Огня, Джет выбирал другие места, где его ребят не было бы видно за кроной, но, тем не менее, Смеллерби очень любила это место, несмотря на потенциальную опасность быть обнаруженной.
Она не сильно удивилась, когда встретила там Лонгшота – вероятно, он тоже, как и она в своё время, искал место для уединения, и не нашел ничего лучше это ветки, поэтому она тихонько спрыгнула с лианы к нему.
Он повернул к ней голову, и Смеллерби встревожилась: Лонгшот до этого никогда не показывал своих эмоций, и та тоска, которую она увидела сейчас в его глазах… в общем, это было страшно. Очень страшно.
- Эй, ты чего? – осторожно спросила она.
Лонгшот помотал головой и отвернулся, вновь смотря на искрящуюся кромку моря вдоль линии горизонта. Смеллерби посмотрела туда вместе с ним.
- Ааа, понимаю, - тихо произнесла она. – Тоскуешь, да?
Лонгшот не ответил и даже не посмотрел в её сторону: не будь Смеллерби такой наблюдательной, она бы и не заметила, как нервно он сглотнул от её слов.
- Мне тоже было больно… поначалу. Когда деревню сожгли.
Лонгшот перевёл на неё взгляд.
«И у тебя тоже?».
- Да у всех тут так, - максимально небрежно бросила ему Смеллерби. – Только не рассказывают. Привыкли, наверное, к этому быстро привыкаешь. А рассказать и некому, хотя у всех всё происходило то же самое.
Лонгшот тяжело вздохнул и слегка улыбнулся.
«Спасибо».
- Да не за что, - улыбнулась ему в ответ Смеллерби. Только улыбка это была какой-то неправильной. Слишком горькой, что ли…
С тех пор они довольно часто вдвоём поднимались на это место – ветку одного двухсотлетнего дерева, с видом на большую часть леса и краешек моря.
Они довольно быстро стали хорошими друзьями, «не разлей вода»: задания им давали исключительно совместные (отчасти потому, что тандем хорошего стрелка и хорошего бойца в ближнем бою давал неплохие результаты), и вообще они редко когда появлялись отдельно друг от друга… и да, тренировки у них были тоже совместными – в основном, правда, потому, что они пытались научить друг друга своим способностям, но выходило у них это не очень хорошо – Смеллерби так и не научилась стрелять из лука, а Лонгшот – пользоваться кинжалами в бою. К тому же Смеллерби была единственной, кто мог переводить людям мрачные взгляды Лонгшота, а тот в свою очередь единственный умел блокировать приступы бешенства у Смеллерби.
В общем, если сказать, что они были неразлучными друзьями и партнёрами, то это будет чистейшей правдой.
Джет смотрел на их общение со стороны и посмеивался, хотя относился к их дружбе очень положительно.
Впрочем, он был из такого сорта людей, которые иногда проверяли отношения между людьми на прочность.
- Смеллерби, - раз спросил он её, - слушай, а эта краска на твоём лице – она что-то значит?
- Ну да, - уверенно ответила не разбирающаяся в тонких интригах девушка. – У нас так в деревне красили воинов, когда они шли на войну. А что?
- Ух ты! Ты меня бы таким образом накрасить не смогла бы?
И Джет невинно подставил ей своё лицо.
Когда покраска лица закончилось, на поляне появился Лонгшот; Джет откинул волосы с лица и воскликнул:
- Чёрт, это удивительно! Эй, Лонгшот, я выгляжу симпатичным?
Лонгшот быстро взглянул на Джета, сухо поджал губы и спешно удалился, не издав ни единого звука.
- Что с ним? – удивилась Смеллерби.
Джет пожал плечами: он уже начинал жалеть о своей выходке. Это хорошо, что Смеллерби не знает о том, что в деревне Лонгшота таким образом красили молодожён…
Джет ещё долго после этого извинялся перед Лонгшотом за свою шутку.
После провала с поджогом деревни Лонгшот был единственным, кто последовал вслед за Джетом и Смеллерби в Ба Синг Се; он больше не мог сказать, что разделяет идеи и убеждения Джета, тем более что они день ото дня становились все более навязчивыми и параноидальными, но бросить его считал для себя постыдным – и это не говоря уже о том, чтобы уйти от Смеллерби.
Ей же в то время было ужасно плохо: она с трудом сдерживала свою тоску по Красоте и страдания, что их казавшаяся крепкой и неразрушимой команда так ничтожно распалась; что Джет так и не смог расстаться со своим прошлым, хотя убеждал ребят в обратном, но, тем не менее… и да, эти его дурацкие подозрения о беженцах с корабля. Которых он с какого-то идиотизма принял за беглых людей Огня. Ну не идиот ли?
Всё это сильно било по Смеллерби. И когда на корабле тот самый престарелый чайный мастер обратился к ней как к мальчику, она не выдержала и накричала на него зачем-то – впрочем, не зачем-то, потому что. Потому что ей было больно, плохо, потому что её искренне бесила неопределенность этой ситуации, потому что она вновь потеряла свой дом, потому что до сих пор не знала сама, кто она есть и что ей вообще надо делать…
И вообще, если бы не Лонгшот, она бы в это время окончательно бы сошла с катушек.
Когда Джет ушёл от них и попал в плен к Дай Ли, депрессия Смеллерби пошла по новому витку.
- Нам надо его спасти, - сказала она вечером Лонгшоту.
«Зачем?».
- Но мы же его команда! Лонгшот, он верит в нас!
«Это был его выбор», - пожал плечами Лонгшот.
- Да, он сам от нас ушёл, но… - Смеллерби ударилась головой об стол. – Чёрт, я чувствую себя предательницей.
Лонгшот на это ничего не ответил, только лишь обнял её за плечи.
Ещё в эти дни она пристрастилась к фруктовому пиву: другое достать было и нельзя – как Ба Синг Се не позиционировал себя «городом культуры и праздника», в котором нет места войне, она всё же не могла на нём не сказаться – в частности, из-за перебоев с поставкой нужных для пива ингредиентов, приходилось обходиться тем, что имелось в самом Ба Синг Се и его предместьях.
Смеллерби это невероятно злило.
«Город веселья, мать его», - зло думала она про себя, прикладываясь к кружке.
Один раз Лонгшот всё же перехватил её руку и строго посмотрел на неё.
- Ладно, наверное, ты прав, - вздохнула она, ставя кружку на стол. – Пора с этим завязывать.
«Давно пора».
В такие моменты Лонгшот казался ей строгим папой, и она с этого начинала жутко раздражаться – но не сейчас. Сейчас же она потянулась и криво усмехнулась:
- Настала новая пора! Иначе зря мы ехали в Ба Синг Се, что ли?
«Ты точно сегодня только пиво пила?»
- Никакого отряда сопротивления, никакой дурацкой борьбы за свободу… и никакой любви, - помолчав, добавила она; и ей показалось, что этим словам Лонгшот сильно удивился.
«Почему?».
- Потому что…- Она не знала что ответить. Но, помолчав и подумав, всё же выдохнула: - Да потому что. Вот сколько не рассказывали про любовь – это всё для красивых и благородных. А я что?
Такого возмущенного шока она на лице Лонгшота не видела ещё ни разу. Странно, что от высоко поднятых вверх бровей с его головы не упала шляпа. Смеллерби даже показалось, что от такой реакции друга на её слова она даже потихоньку начинает трезветь.
Немного помолчав, он всё же остолбенело выдал:
- Ты что, дура?
Смеллерби не знала, что ему ответить. Она вжала в голову в плечи и начала что-то тянуть про «Ну а что…», пока, наконец, Лонгшот с поджатыми губами не подошёл к ней, не поднял, не перекинул через плечо и не потащил куда-то вглубь дома.
Такой реакции она от него не ожидала. И даже орать, визжать, кусаться, брыкать ногами и требовать «Спусти меня немедленно!» стала далеко не сразу, но он хоть бы хны.
В итоге он её принёс в какой-то погреб, где стояло всего пара свечей на столе, матрас и зеркало, даже окон никаких не было, и запер дверь.
Смеллерби довольно много ругалась, причем всякими словами, за которые ей в прошлом не раз слетало от Пиксквика, который берёг нежные детские уши Дюка, но таких выражений Лонгшот ещё никогда не слышал – не только от неё, вообще в принципе. Она билась в дверь, рычала, орала, требовала её выпустить – без толку: если он как-то и реагировал на её требования, то отвечал исключительно молча.
В итоге она, злая и обессиленная, плюхнулась на матрас перед зеркалом; и ей ничего не оставалось делать, кроме как посмотреться в него.
Она уже давно не видела себя в зеркале: года три, наверное, или даже больше, с тех пор как сожгли её деревню – в отряде зеркал, разумеется, не было, и единственное, чем ограничивалась Смеллерби, это поверхность воды, но – ну что в ней можно разглядеть?
Причём это было связано не только с отсутствием зеркал: Смеллерби и сама не хотела в них смотреть, так как ещё со своего деревенского детства помнила, что ничего хорошего она там не увидит – мальчишескую физиономию с синяками, ушибами, носом картошкой и злым выражением глаз, лохматую нечёсаную голову… и что, и всё. Зачем лишний раз расстраивать саму себя?
Но человек, которого она сейчас видела в зеркале, имел мало общего с тем нелюдимым деревенским пацаненком.
Нет, конечно, красоткой она не стала. Нос по-прежнему картошечный, овал лица тоньше не стал, всё та же диспропорция жуткая, неженственная… Разве что грудь немного выросла, да и царапины с синяками с лица исчезли.
Но всё-таки что-то в этой девушке всё же было. Симпатичное.
А если стереть краску?
Воды рядом не было, поэтому пришлось стирать слюной, размазывая краску по лицу.
Несмотря на то, что кожа приняла от краски красноватый оттенок, всё же лицо немного от этого изменилось и – о, ужас! – стало женственнее.
Смеллерби тряхнула головой: волосы у девушки в зеркале растрепались одуванчиком, отчего та стала выглядеть миловиднее и беззащитнее.
«Чёрт, неужели я действительно так изменилась?».
Смеллерби не знала ответа на этот вопрос, равно как и не знала, кому верить больше: вот этой вот подозрительно симпатичной девушке в зеркале или держащемуся у неё в голове образу страшноватой пацанистой девчонки, глядя на которую и не поймёшь, некрасивый ли это парень или же некрасивая девочка…
Она настолько крепко задумалась над этим вопросом, что даже не стала избивать Лонгшота после своего освобождения.
Смеллерби почти никогда не плакала: пару раз всего, когда соплячкой ещё совсем была и когда деревню сожгли, больше ни-ни. Она твердо была уверена в том, что это бабская привилегия – ныть и плакать, ей же этого не позволяло положение. Да и постыдно это, что уж там.
На смерти Джета она же рыдала, даже не пытаясь скрыть своих слёз – да и скрывать их было не от кого, не от Лонгшота же, который сам вот-вот заплачет…
После того, как Аватар с командой помогли им справиться с воинами Дай Ли и они выбрались на поверхность, первое, что они сделали, это с почестями похоронили Джета. Почести эти, впрочем, были весьма условные – просто положили рядом с ним его клинки, Смеллерби воткнула ему соломинку в рот, а Лонгшот поставил рукодельную табличку с вырезанным на ней именем бывшего предводителя. И постояли с минуту, в полном молчании. Потом в таком же полном молчании вернулись домой.
Смеллерби не могла думать ни о чём: ни о том, что она впервые за месяц увидела Красоту-Катару и ничего с этого не почувствовала, ни о том, что Ба Синг Се, оказывается, вовсе не такой светлый и праздничный город... даже воспоминания о Джете её не гложили. Просто вот конкретно сейчас у неё в голове была только одна чёткая и ясная мысль: его нет. Как больше нет отряда сопротивления.
Хорошая смерть: даже умирая, боролся до последнего – за свободу и за свою жизнь. Достойная для воина смерть.
Она искоса посмотрела на Лонгшота, так и не притронувшегося к еде, и он… плакал?
- Эй.
Он медленно повернул к ней голову: Смеллерби накинула ему на плечи покрывало из степных буйволов и посмотрела ему в глаза.
- Эй, не плачь, слышишь?
Лонгшот криво усмехнулся.
- Ты же парень, ты не должен плакать.
Большой палец, которым она провела под глазами Лонгшота, дважды обожгли слезы; от этого было даже немного больно.
- Джет бы не оценил. Знаешь, что он бы сказал? – И Смеллерби старательно воспроизвела голос Джет: - «Хей, парень, хватит ныть! Нас ждёт светлое будущее!»
Лонгшот, услышав это неумелую переделку голоса своего бывшего предводителя, всё же издал короткий нервный смешок и, тепло посмотрев в глаза Смеллерби, тихо сказал:
- Хорошо, не буду.
Вслух. Смеллерби показалось это очень важным – особенно в тот день, когда умер Джет.
Это настолько сильно её обрадовало, что она даже не сразу обратила внимание на то, что Лонгшот придвинул её за плечи к себе и поцеловал в губы; очнулась лишь тогда, когда он несильно прикусил ей язык. Она не любила боль, с ней было связано слишком много плохих воспоминаний и мучительных последствий, но тут она даже не стала после поцелуя драться с Лонгшотом. Ей это даже в голову не пришло, что было совсем удивительно. Только лишь удивленно-добродушно выдавила из себя «Ну ты и крокодил», и они некоторое время сидели, прижавшись друг к другу вплотную и тепло дыша на кожу.
Свой первый поцелуй Смеллерби представляла себе совсем не так, но альтернатива была неплохая.
- Ты красивая.
Она подняла глаза на Лонгшота: тот говорил абсолютно серьезно, пристально глядя на неё. Она некоторое время помолчала, затем тихо ответила ему:
- Спасибо.
Так закончился этот тяжелый для них день.
Бета: Бурозубка белая, волшебная
Фандом: "Аватар: Легенда об Аанге"
Название: "4 истории"
Пейринги: Джет/Смеллерби, Пиксквик/Смеллерби, Смеллерби/Катара, Лонгшот/Смеллерби
Тип: гет, фамслеш.
Дисклеймер: на права не претендую, а вот на фидбек и получение удовольствие от фика - очень даже )))
текст №1: Джет.
Мама пыталась воспитать Смеллерби правильно. Как настоящую девочку.
- Одевайся красиво, - говорила мама. – Ведь встречают по одежке, а у настоящей девушки она должна выражать сущность.
Смеллерби готова была шипеть и кусаться: предложенная мамой одежда смотрелась на ней как на мужчине, так же нелепо и неудобно. Да и потом, мама, зачем красивая одежка при такой-то харе?
- Будь умницей, - говорила мама. – Умная жена будет уступать мужу и казаться беззащитной.
Смеллерби хотелось мрачно сплюнуть в сторону: она считала таких женщин чокнутыми отвратительными манипуляторшами и искренне жалела их супругов. А уж мальчишкам она не уступала никогда: зачем, если она все равно всегда их побеждала?
- Ты же девушка, - говорила мама.
Смеллерби желала в такие моменты уйти в другую комнату, спрятаться за ящиками и в тишине тишайшей сдохнуть мордой к стенке: она и в этом не была никогда уверена.
Так что, мама, с дочерью тебе не повезло.
Впрочем, она не могла не признать маминой правоты: красивым и правильным девушкам всегда все доставалось легко. Смеллерби же не были ни красивой девушкой, ни тем более правильной, поэтому – какой отсюда следует вывод?
Вот и ей приходилось драться, сражаться, бороться, отстаивать свою территорию – и ни в коем случае не рассчитывать на помощь. Никогда. Вот будь она хотя бы симпатичной – другое дело…
Впрочем, гордиться ей тоже было чем. Например, стальной силой воли – когда её деревня ещё была цела, её сорокодневное полное голодание ради того, чтобы закалить себя, вошло в местные байки – «а помните, та чокнутая девочка…». Или хорошо поставленным ударом – влипать Смеллерби не приходилось, по крайней мере до того момента, пока в их деревню не пришли люди страны Огня, и её регулярно клеймили позором на всяческих советах, где брызжущие ядом толстые мамочки и злобно сверлящие взглядом тоненькую фигурку странной девочки всякие высокопоставленные старцы ругались на неё за то, что «она обидела моего Ла Чана!». Неудивительно, что их сыновей в итоге так просто бить…
В общем, странной девочкой была Смеллерби. По всем параметрам необычной.
А ещё Смеллерби людей не любила категорически, так получилось.
Поэтому когда её, зашуганную, запуганную, избитую до полусмерти нашли на развалинах былой деревни, первым, чем она встретила своего внезапного спасителя, это – кулак в лицо.
- Эй, успокойся, - и ошарашенный, но тем не менее лукавый взгляд будущего командира.
Больше чем людей и красивых девушек Смеллерби не любила смазливых парней. Ненавидела прямо-таки. Потому что – даже представляя себя мальчиком она находила себя крайне некрасивым угрюмым парнем, на фоне которого и местные жиробасы кажутся писаными красавцами, а во-вторых…
Парень не должен быть красивым.
Парень должен быть мужественным. Но красота – удел баб, которым, кроме рожи, и похвастать нечем.
Поэтому первое, что решила для себя немного успокоенная Смеллерби, наблюдая за тем, как спрятавшие её где-то на дереве спасители бинтуют ей плечо, так это то, что уж с этим-то парнем она постарается не иметь ничего общего. Никогда.
Фига – ошибалась.
Расчет Джета был верен – после случившегося с её деревней, после пережитого шока и полной потери родных, ничего другого на его предложение вступить в отряд мстителей, кроме твердого «да», Смеллерби бы не смогла ответить. Её не останавливало ни то, что она была единственной девчонкой (хе-хе) в отряде, ни тот факт, что шрамы на лице приходилось маскировать красной краской, ни даже внешность Джета, которая с определенного момента перестала казаться ей смазливой.
Нет, это было связано вовсе не с её спасением – да, она была ему благодарна, но куда больше её впечатлил тот факт, что именно он единственный возглавил – пусть маленький – диверсионный отряд против людей Огня. И что больше никто из их народа этого не делал – боялись ли? или почему? хотя, с их культурой, где всякие Ла Чаны прячутся за мамины юбки…
Смеллерби каждодневно старательно доказывала свою полезность – и, надо признать, с большим успехом. У неё была отличная физическая подготовка, работала она наравне со взрослыми мужчинами, да и к тому же мамины уроки впрок не пошли – готовила Смеллерби, конечно, не прекрасно, но вполне сносно.
- Ну ты даешь, - усмехнулся Джет во время одного из ужинов: кажется, тогда шла неделя с того момента, как Смеллерби стала членом его отряда.
- Чего такого?
- Просто мастер на все руки, - и с той же ухмылочкой пошёл в сторону обсуждающих между собой какой-то анекдот новобранцев.
Так она и не поняла, как относиться к своему предводителю. И как он относится к ней.
Большая часть команды была свято уверена в том, что Смеллерби влюблена в Джета. Она бы и рада была с ними согласиться, но не могла: Джет вызывал у неё искреннее восхищение, уважение, отчасти страх, но, вопреки мнению общественности, никаких нежных чувств она к нему не питала. И, что самое обидное, даже когда она пыталась переубедить товарищей по оружию, что ничего такого она чувствует, становилось только хуже.
Что же думал сам красавчик Джет по этому поводу, Смеллерби узнала только после того, как они вместе сидели в одной из засад.
Точной информации, когда должна была появиться целая куча из трех солдат армии народа Огня, не было, поэтому ребята разделились: Пиксквику с Дюком достался небольшой закоулок у истока реки, а Джет с Смеллерби патрулировали одну из полян.
- Эй, Смеллерби?
Интонация Джета её насторожила: это явно будет нестандартный вопрос… или просьба.
- Чего?
- Я вот тут заметил, - Джет потянулся, вытянув вперёд длинные подтянутые ноги, тайная зависть Смеллерби. – Ты серьезно девчонка?
Со стороны Смеллерби раздался нервный смешок:
- Смеёшься?
- Ну слава духам, - а вот этот взгляд ей уже не нравился. И эта поза, которую принял предводитель партизан леса. – А то знаешь ли, как-то невесело ловить себя на тяге к парню.
- Ты на что намекаешь?
- Да ничего, делюсь соображениями.
Правильно ей не нравились его интонации.
- Слушай, ты, это… - Смеллерби не нашлась, что сказать. – Не смей, в общем, понял?
- Да ладно тебе, - Джет рассмеялся: а для него всё смешки, придурок. И вот без этого оценивающего взгляда можно было бы запросто обойтись. – Знаешь, сделать бы…
- Не собираюсь я быть бабой, понял! – резко обрубила его Смеллерби: Джет приложил палец к губам, чтобы она вела себя тише, и следующую часть фразы она произносила тихим шепотом: - Слушай, я, конечно, девчонка, но давай только ты не будешь на меня пялиться и со мной заигрывать? Я этого не люблю.
- Ладно, как знаешь. – Джет закинул голову назад, а Смеллерби смотрела сквозь пальцы на траву и рассеянно думала о том, что, будь рядом с ней сейчас мама, она бы посчитала ненаглядную дочку полной дурой.
Но мамы рядом не было, а общение с Джетом с того времени осталось на дружески-деловом почтительном уровне.
№2: Пиксквик
Когда Смеллерби, будучи мелкой голоногой соплячкой, слушала истории, сказания и прочие сказки и былины от своего дедушки, она вывела для себя такую интересную мысль: у каждого защитника обиженных и угнетенных друг обязательно большой, толстый и добрый, - или один из друзей, но быть рядом с героем он просто обязан. Она, помнится, ещё задавалась вопросом, почему бы для разнообразия не сделать этого помощника мелким, злым и юрким, но – вот он, один штампов всех этих рассказов.
Таким помощником Джету выступал Пиксквик.
Именно он с самого начала относился к Смеллерби с симпатией, в отличие от остальной команды Джета, а после того, как раскрылся её талант к приготовлению вкусной еды на огне, он и вовсе был ею покорён – даже, наверное, слепой летающий бизон заметил бы тот щенячий восторженный взгляд, которым Пиксквик смотрел на маленькую злую девчонку – единственную в отряде.
Проблема в том, что в проницательности своей Смеллерби была ещё хуже слепого летающего бизона: она была очень наблюдательной, когда дело касалось ловушек, обманок и грядущего прибытия нового отряда людей народа Огня, но в делах сердечных не могла заметить и очевидного. Впрочем, даже если бы она и умела, в сторону Пиксквика она бы посмотрела в последнюю очередь: здоровый толстый глуповатый парень, любящий еду и детей, никогда её всерьез не интересовал даже как друг – в друзей она вообще с некоторого времени перестала верить.
Однажды, когда после серьезного задания она сидела в гордом одиночестве, ела приготовленную ею же самой похлебку и думала о своих чувствах к одному из этих странных чужаков, попутно выражая вслух всю свою ненависть к этому миру вообще, этой дурацкой похлебке в частности и Джету на данный момент, из-за деревьев к ней внезапно вышел сияющий, как начищенный котелок, Пиксквик.
- Привет!
- А, это ты.
Радостное лицо Пиксквика сильно удивило Смеллерби. Интересно, с чего бы такая радость… хотя после последнего набега на деревню Огня они разжились мясом, скорее всего, это его и обрадовало.
- Это тебе, - и широкая грудная клетка Пиксквика скрылась за невероятно огромным букетом цветов. В самом деле, этот букет был настолько большим, что, наверное, приделай его к голове кого-нибудь из солдат армии Озая, он бы запросто смог за ним спрятаться. В нём, казалось, были собраны все цветы этого леса: большие, маленькие, ядовитые, нормальные, полевые, с деревьев – даже водные умудрился где-то раздобыть!
Смеллерби никогда не отличалась криворукостью – она всегда метко бросалась в кого-нибудь из тупых помощников Джета тарелками с едой, но сейчас был первый случай, когда она от шока опрокинула содержимое своей миски на себя и не заметила этого.
- Пиксквик, ты чего? – ошарашенно спросила она. – Я ненавижу цветы, ты это знаешь.
Она никогда не жалела сказанных ею слов, но сейчас даже самое бесчувственное из всех брёвен посмотрело бы на Смеллерби с укоризной: на лице у парня была такая растерянность, горечь и сожалению, что не посочувствовать ему было никак нельзя.
- Ох… - выдавил он из себя. – Извини…
И он ушёл обратно, как показалось шокированной Смеллерби, начиная по дороге не то плакать, не то просто горестно охать.
Она ещё несколько минут сидела на том же месте в полном ступоре, не понимая, что это вообще было. Находившийся неподалеку Лонгшот устало прикрыл лицо ладонью.
Собирать Смеллерби было нечего, кроме сменной одежды и пары ножей; однако, разбирая свою кладь, она вдруг вспомнила, что забыла возле костра верёвку, и отправилась за ней.
Было уже темно, но тем не менее она, к своему удивлению, обнаружила на своём месте совершенно потерянного Пиксквика, играющего с ножом.
- Эй, ты разве не ушёл с…
- Ой, привет! – И даже сейчас, когда он и ещё несколько предателей ушли к людям Огня от Джета, на появление Смеллерби Пиксквик отреагировал немедленным румянцем. – Я тут забыл…
Что именно Пиксквик забыл, Смеллерби не стала спрашивать – она вообще не желала с ним после всего случившегося разговаривать; поэтому, зло поджав губы, она прошла к костру, сняла с лежащего бревна веревку и собралась уже было обратно к себе, как вдруг Пиксквик неуклюже встал, намереваясь преградить ей дорогу.
- Чего тебе? Я не собираюсь говорить с предателем!
- Ты действительно остаешься с ним? Он же плохой!
Смеллерби издала короткий злой смешок: она по-прежнему ничего не понимала в чувствах людей и их душевных порывах, но, кажется, теперь она точно знала, что привело Пиксквика обратно. Вовсе не забытая им вещь. Ну и придурок! Смеллерби даже вообразила себе на секунду, как Пиксквик упрашивает её уйти от Джета: «Он же хотел людей невиновных убить, он плохой! А ты – хорошая!». Ещё небось в любви признается…
Этого ей было вовсе не нужно.
Смеллерби прямо посмотрела в горестные глаза бывшего товарища и чётко произнесла:
- Я остаюсь с Джетом и буду ему помогать. Понял? Тогда уходи прочь!
Но ушла в итоге она – гордо развернувшись к нему узкой спиной и пройдя в свою палатку, где лежала собранная ею сумку. Ей почудилось, что Пиксквик смотрит ей вслед, но убеждаться, так ли это на самом деле, у неё не было ни малейшего желания: больше красивых людей Смеллерби ненавидела предателей.
Больше они с Пиксквиком не виделись. Ни с ним, ни с Дюком, ни со Снирзом – ни с кем из тех, кто тогда их оставил из-за дурацкой разочарованности в бывшем предводителе.
№3: Катара.
А вот к красивым девочкам Смеллерби относилась несколько по-другому, чем к красивым мальчикам: если вторым она завидовала и ужасно их не любила, то по отношению к первым у неё к зависти и неприязни примешивалось что-то вроде… восхищения, что ли. Когда тебе вроде и не нравится человек, но ты взгляд от него оторвать не можешь, и представляешь себе, как он пахнет, как выглядит его лицо при определенном повороте головы и тихонько млеешь. И ненавидишь себя от этого ещё больше.
И как-то так получилось, что именно в то время, когда Смеллерби была одним из партизанов отряда Джета, она впервые увидела Красоту, воплощенную в одном человеке.
День с самого начала был отвратительным: недоставало всего – оружия, провизии всего ничего оставалось, не большее, чем на неделю, лекарств, взрывчатки; в находившееся неподалеку селение Огня прибыло подкрепление, и не факт, что они не знают о партизанских отрядах, отлавливающих солдат Огня в лесу, соответственно, подготовлены они были куда лучше прежних; к тому же погода явственно намекала на то, что последующую неделю должны идти дожди, что для них были сущим наказанием. Джет, впрочем, на все эти опасения и расстройства реагировал со свойственной только ему дружелюбной ухмылочкой и беспечно отзывался: «Ха, проживём!» и собирал людей на новое задание.
В такие моменты Смеллерби очень хотелось его чем-нибудь ударить, и ударила бы, не удержи её вовремя Лонгшот.
- Он идиот, - сказала она ему. – Лонгшот, он безответственный идиот.
«Я знаю», - ответил ей одним взглядом Лонгшот; после того, как они его подобрали в одной из уничтоженных народом Огня деревень, он почти не разговаривал иначе, и понимали его только Смеллерби с Джетом, и это его полностью устраивало.
Смеллерби сплюнула в сторону; больше они к этой теме не возвращались.
Впрочем, потом было всё не так плохо: днём дождь прекратился, и Снирз с Дюком нашли лагерь солдат Огня; если бы удалось его захватить, как рассчитал Джет, то проблема с едой, оружием и лекарствами разрешится сама собой.
Оставалось только его захватить.
Задание обещало затянуться на долгие часы: работу свою Джет с отрядом привык выполнять тихо, тем более что напрямую на лагерь бы напасть не получилось в любом случае – к охране лагеря солдаты Огня подошли со всей ответственностью, и караул менялся едва ли не каждые полчаса, поэтому они были настороже и никакого «захвата под шумок» провести было нельзя. Смеллерби билась головой об дерево: двухчасовое задание потихоньку превращалось в шестичасовое, а то и больше, если им не удастся выцепить момент, когда охрана Огня будет не столь внимательной. Джет, Пиксвик и Снирз обсуждали, нельзя ли проделать какой-нибудь отвлекающий маневр – идея была благодатной, но Джет сильно жалел людей в отряде: отправить их отвлекать солдат Огня – значит, понести жертвы, а такого он не мог позволить. Так что оставалось сидеть и ждать, пока небо на голову не свалится и не раздавит всех к чертям; это было ужасно утомительно.
Однако спустя шесть часов великий дух леса – или черт его знает, кто это из духов был, но явно кто-то хороший, - услышал их молитвы, и наткнул на лагерь людей Огня трех каких-то простых прохожих. Это и было сигналом к действию.
Лагерь они вырезали, кстати, за рекордно короткое время – пожалуй, общая стычка не заняла и двадцати минут, этого Смеллерби точно сказать не могла, так как во время боя не следила за временем, но, когда всё закончилось, не потемнело ни на йоту. И только радостная Смеллерби обернулась, чтобы найти в толпе своих Лонгшота и, повесившись у него на шее, радостно проорать, что «Ну наконец-то мы это сделали!», как тут она увидела… и остолбенела.
Это была Красота.
Красоте на вид было лет пятнадцать-семнадцать; у неё были потрясающие длинные каштановые волос, взятые в косу, голубые глаза цвета горного ручейка и красивая смуглая кожа – не такая смуглая и грязная, как, скажем, у южных плен народов Земли, это был очень красивый и благородный загар, какого Смеллерби никогда не видела. Она вся была такая тоненькая, но не хрупкая, а очень гибкая, как тростник – его ты как не гни, он не сломается, так и тут, кажется… А ещё у неё было очень благородное, почти величественное, лицо, тонкие запястья и очень красивое свадебное ожерелье народа Воды – она, что, замужем?...
Такого Смеллерби видеть ещё не приходилось.
Она застыла, глядя на эту девочку, и рассеянно подумала о том, что, если бы она выросла хоть чуть-чуть похожей на неё, её мама бы была довольна.
Когда Красота встретилась с ней глазами, Смеллерби прямо почувствовала, как она краснеет, бледнеет, зеленеет, сиреневеет одновременно и тут же отвернулась, лихорадочно думая о том, где бы ей сейчас найти Лонгшота.
Искать долго его не пришлось; он словно вырос рядом с ней в это же мгновение, отмывая поднятые им стрелы от крови. Заметив странное состояние Смеллерби, он недоуменно поднял брови: «Что такое?».
- Смотри, - Смеллерби, поджав губы, кивнула назад; он заглянул ей за плечо и присвистнул, вероятно, тоже заметив эту красоту.
«Она?».
- Угу. Скажи… какая?
Лонгшот пожал плечами и вернулся к своему занятию; тогда Смеллерби осторожно обернулась сама.
Рядом с девушкой уже стоял прихорошившийся Джет, жуя какую-то очередную травинку; Смеллерби впервые почувствовала какое-то необъяснимое раздражение перед ним, и ей даже захотелось его чем-нибудь ударить, или отвлечь, или… ну что-нибудь сделать, только чтобы он не стоял так рядом с ней.
«Придурок, - зло подумала она. – Впечатление произвести хочет, красавчик хренов».
От Красоты и Джета её отвлек Дюк, который, прыгнув прямо на неё, радостно закричал:
- Биии, слушай, а у нас… представляешь, кто у нас!...
- Меня зовут Смеллерби, идиот! – огрызнулась она. – И слезь с меня наконец!
- У нас Аватар в гостях!
- Аватар?...
Смеллерби была полностью покорена увиденной ею Красотой, поэтому она не обратила внимания на остальных двух путников, которые были вместе с ней. Когда она посмотрела на них, то не поверила своим глазам: одним из них действительно был Аватар – совсем мелкий ещё мальчишка, немногим старше Дюка, в оранжевых одеждах и со вытатуированной стрелкой на лысой голове. Мальчишка был большеглаз, улыбчив, и, кажется, излишне восторжен, потому что он тут же повесился на Джете, расспрашивая его обо всём и приходя в дикую радость от каждого его слова. Вторым же был какой-то парень с кислой физиономией, который был внешне удивительно похож на Красоту – конечно, чуть пострашнее, не такой красивый, но всё же – тоже смуглый, голубоглазый и темноволосый.
Но Красота была интереснее; поэтому весь вечер Смеллерби исподтишка наблюдала за ней.
Лонгшот покачал головой: он уже начал понимать, что ничем хорошим ни для нихЮ ни для Смеллерби эти путники не обернутся. Особенно эта девушка, Красота.
К концу дня Смеллерби о Красоте знала почти всё: что она с братом Соккой из южного племени Воды, что её зовут Катара и ей семнадцать лет, что они с Аватаром Аангом (который, по мнению Смеллерби, больше похож на лысую обезьянку) собираются спасти мир от тирании Лорда Огня (и ей становилось страшно за мир, который должен спасти вот этот вот… ребёнок), что у неё от солдат Огня умерла мать и пропал отец, что у них за этот месяц выпало столько приключений, сколько у Смеллерби не было за все её шестнадцать лет. А ещё она знала, что у Красоты – у Катары – самые красивые в мире руки и самые голубые глаза. И что у неё ещё потрясающий смех, у Смеллерби точно такой никогда не вырастет. И что она удивительно быстрая и ловкая – для девчонки-то, которая с парнями никогда в рукопашную не дралась. И что…
Смеллерби впервые почувствовала себя полноценным мальчишкой. Не просто лохматым придурком с недоразвитым женским телом, а самым настоящим мальчишкой, который испытывает муки первой любви, при этом страшный, как сам Ад, и который очень сильно хочет понравиться своей возлюбленной.
Но, увы, одно дело чувствовать себя мальчишкой, а другое дело – им быть. А им, понятное дело, Смеллерби не была.
Проблема. Ужасающая и угнетающая проблема.
Лонгшот видел, что творится с его боевым товарищем, закатывал глаза, красноречиво вздыхал и всячески намекал Смеллерби, что было бы неплохо заняться чем-нибудь другим, а не следить за красивой девушкой, с которой к тому же заигрывает Джет. Смеллерби огрызалась, шипела и просила Лонгшота прекратить «на меня так пялиться, словно я последняя дура!». Впрочем, она не могла отрицать его правоты…
…особенно когда она случайно столкнулась с Красотой лоб в лоб.
- О, привет, - улыбнулась ей Красота, и Смеллерби пошла мучительными пятнами: и какого черта эта красотка так спокойно с ней общается? Из своего деревенского прошлого она всегда помнила, что красивые девушки при виде страшненькой Смеллерби задирали нос и проходили мимо, а она-то почему не такая?
- П-привет, - выдала наконец она.
- Ты тоже из партизан Джета? – А ещё она ослепительно красиво улыбается, эта Красота. – Я видела, как ты сражался с теми солдатами народа Огня. Это было просто здорово!
- Да ладно, чего уж там, - а ещё Смеллерби всегда помнила, что лучший способ развеять свои всяческие бредовые влюбленности и мечтания, это разговаривать с предметом обожания нарочито грубо. Во всяком случае её так брат учил.
- Да ладно тебе, не скромничай! – Она протянула Смеллерби руку. – Я Катара, а ты?
- О, Смеллерби! – Девушка только хотела ответить Красоте и назвать своё имя, как тут раздался радостно-ироничный возглас Джета. – Слушай, вы с Лонгшотом не могли бы проверить все то, что нам удалось забрать у тех мерзавцев из Страны Огня? А то мало ли, продукты порченые, или ещё что такое неприятное…
- Конечно, - ответила Джету сквозь зубы Смеллерби, бросая на своего ухмыляющегося предводителя острый злой взгляд. Джет же ещё шире ей улыбнулся, прислонившись к дереву:
- Смеллерби. Один из самых славных и достойных парней в моём отряде. Правда, злой как чёрт…
- Но очень милый, - ответила ему Красота; Смеллерби не видела их лиц при этом диалоге, но от этих слов Катары она тихонько, совершенно по-детски обрадовалась и шла уже дальше, едва сдерживая идиотскую широкую улыбку, как у этого Аватара.
Но Джет все равно козел и сволочь.
Впрочем, то, что эта девчонка считает её парнем, сильно обнадеживало Смеллерби; неизвестно, почему – о любви никакой тут речи идти не может, какая уж тут любовь между девчонкой и девчонкой, да ещё тем более между страшненькой и прекрасной… Но всё равно Смеллерби чувствовала себя почти что счастливой.
Почти.
Те несколько дней, которые пробыли у них Красота с товарищами, перевернули жизнь в отряде вверх дном.
План Джета по уничтожению деревню стал известен всем, и отряд, возглавляемый в первую очередь Снирзом и Пиксквиком, покинул его; Лонгшот стал мрачнее обычного и перестал разговаривать вообще, даже взглядом; ну а Смеллерби…
А Смеллерби казалось, что ещё чуть-чуть, и она либо сойдёт с ума от всего этого, либо впадёт в некрасивую бабскую истерику и таким образом откроет свой настоящий пол.
Красота попеременно то ужасно раздражала её, и ей хотелось на неё рычать, издеваться, всячески оскорблять и обижать; то привязывала к себе настолько, что Смеллерби ловила себя вдруг на очень странных желаниях – например, нагнуться и быстро поцеловать Красоту в то место на шее, с которого начинают расти волосы. Или прижаться как-то к ней и обнять. Она себя утешала тем, что, вероятно, так у неё проявляется тоска по маме – ведь после уничтожения деревни и до этого момента ей не приходилось иметь дела с девушками, а тут… да ещё красивая такая…
В любом случае, когда они с помрачневшим и посерьезневшим Джетом и Лонгшотом отправились в Ба Синг Се, ей стало немного легче. В основном потому, что дел хватало и без этих глупых чувств, да к тому же после того, как истинные намерения Джета раскрылись, Катара наверняка к ним будет относиться презрительно, так что больше ловить тут было нечего…
И Смеллерби полностью смирилась с этим.
Но всё равно иногда её накрывала какая-то жуткая, мучительная тоска, идиотские мысли «А если вдруг…» и воспоминания начинали душить её особо остро.
Смеллерби знала, как можно избавиться от боли при ранении или болезни, но понятия не имела, как лечить вот такую боль, у которой нет очага, и она просто тупо давит на сердце со всех сторон. Этому и мама её не учила, хотя, как иногда казалось Смеллерби, будь она жива, она бы точно, точно рассказала…
Единственное, что спасало в это время, так это общее дело, вера в Джета и поддержка Лонгшота – без него бы Смеллерби, как ей казалось, совсем бы с катушек съехала.
- Эй, знаешь, что, - внезапно заговорила она с ним после ссоры со старым мастером чайных дел на корабле, - спасибо тебе.
«За что?» - задавал удивленный немой вопрос Лонгшот.
- Ты единственный, у кого я могу рыдать на плече, и меня не сдадут в дом сумасшедших, - ответила Смеллерби с едкой и нарочито наглой усмешкой.
«Дура», - пожал плечами Лонгшот, но глаза его потеплели.
И только после событий в Ба Синг Се Смеллерби поняла, что избавилась от этой дурацкой влюбленности в Красоту.
По крайней мере, ей так показалось.
№4: Лонгшот
Смеллерби всегда считала дружбу дороже каких-либо паршивых любовных отношений. Любовь это что, привязанность, пшик – и всё, причём зачастую односторонняя, и нацелена исключительно на продолжение рода… а вот дружба – это уже серьёзно. Дружба не взаимной не бывает, и для друга ты всегда сделаешь то, чего не сделаешь для себя. Святое чувство, эта дружба, уж получше всех любовей.
Так получилось, что в деревне друзей у неё не было. Были ребята, с которыми она играла в войнушку, с кем могла пошутить или в шутку подраться, но друзей не было. Среди девчонок так тем более – скучные они были, эти девчонки, да и со страшненькой Смеллерби дружбу водить не собирались. Мама, помнится, расстраивалась по этому поводу очень сильно, она-то ждала, что её дочь станет настоящей девушкой…
Не получилось, мама. Не сложилось.
В отряде друзей у неё тоже не было: даже те, кто назывались таковыми, Смеллерби воспринимались скорее как боевыми товарищами и опять же – людьми, с которыми было весело и задорно. Но друзья?.. да какие там друзья, когда у каждого душа была наглухо закрыта за броней из стали, усмешек и общего дела. Ни о какой дружбе не шло и речи.
Впрочем, нет: потом в отряде появился человек, которому Смеллерби могла доверить абсолютно всё.
- Чёрт, не успели.
Джет при виде горящих деревень менялся до неузнаваемости: казалось, смуглое его лицо бледнело, сам он становился как-то старше и серьёзнее, и даже выплёвывал свою тростинку изо рта. Остальные тоже держали себя скованно и закрыто: в отряде не было ни одного человека, у которого люди из племени Огня не сожгли бы деревню.
Этот раз исключением не был.
Пиксквик, Дюк и другие партизаны из отряда Джета принялись тушить пожар, чтобы огонь не перекинулся на лес, а Джет, Снирз и Смеллерби принялись искать выживших и доставать трупы из домов, чтобы по-человечески их захоронить.
Смеллерби не запомнила, сколько всего ей пришлось перетаскать трупов до того момента, пока она не почувствовала, что у одного из найденных ею тел есть пульс – слабенький, но есть.
- Джееет! – закричала она и закашлялась: дым забивался ей в легкие. – Джет, тут живой человек!
Никакого ответа. Вероятно, Джет в это время был в другой части деревни.
Она потащила парня из дома, из деревни, в лес; когда она вытащила его на безопасное расстояние до деревни, вытаскивать остальные тела было уже поздно – деревня сгорела полностью, и огонь сейчас уже сходил на нет.
Она достала из поясного мешочка лечебную воду, чтобы обеззаразить раны, и бинты; в целом, парень производил впечатление почти не пострадавшего, бессознательного, но не пострадавшего.
Ран было немного, и перемотать их было несложно; сложнее было выдернуть у него из рук лук, в который он вцепился намертво, даже будучи без сознания.
- Давай же, - шипела Смеллерби сквозь зубы. – Ну, давай же, приди в себя!
И пришёл.
Веки парня задрожали и он открыл глаза, в растерянности, отчаянии и недоумении уставившись на внезапную спасительницу. Смеллерби вздохнула с облегчением.
- Слава духам, жив. Потерпи, сейчас остальные придут…
Парень попытался привстать, но тут же согнулся от боли в раненом плече.
- Не шевелись ты, - поддержала его Смеллерби. – Ты весь ножом истыкан, сейчас рана откроется. Сам потом себя лечить будешь.
«Да где же Джет?».
Стоило ей только так подумать, как почти в ту же секунду из города вышел Джет с отрядом, которые вытаскивали трупы из брошенных домов. Увидев Смеллерби с раненым, Джет переменился в лице и встревожено кинулся к ней:
- Как он? – без предисловий спросил предводитель отряда лесных партизан.
- Ранен, но живой. – Смеллерби поджала губы. – Там ещё трупы были, я не успела их вынести, и…
- Ничего, - Джет похлопал Смеллерби по плечу. – Ты поступила правильно, им уже все равно. Эй, Снирз! – окликнул он угрюмого подростка. – Тут раненый, его срочно нужно отнести в лагерь!
Так Смеллерби впервые познакомилась с Лонгшотом.
Поначалу им всем Лонгшот казался немым: он ни с кем не разговаривал, всё время молчал, лишь отпуская иногда злобные, недружелюбные взгляды в сторону партизан Джета. Лишь один раз, когда Снирз мрачно пошутил, что «у всех отряды как отряды, а у нас одни больные: здоровяк, ребёнок, девочкомальчик, а теперь вообще немой» сухо бросил ему «Заткнись» и повернулся к остолбеневшим товарищам спиной.
После этого к Лонгшоту стали относиться несколько странно: его явно побаивались, но при этом сильно уважали – если Смеллерби поначалу кидалась и огрызалась на каждую шутку о ней и её положении, то Лонгшот исключительно молчал и не реагировал, поэтому желание подшучивать над странным новичком пропало.
Единственные, с кем Лонгшот хоть как-то взаимодействовал в эти дни, были Джет и Смеллерби.
Джет сразу увидел потенциал в подобранном парне и относился к нему с почтительным уважением; неизвестно, как к этому относился сам Лонгшот, но, казалось, он единственный, помимо Смеллерби, кто слушал все его пафосные монологи о свободе, равенстве, братстве и ненависти к народу Огня вдумчиво, не пропуская ни единого слова.
А Смеллерби… ну, это была Смеллерби.
Она сразу почувствовала симпатию к спасенному ею пареньку, и, едва он только выздоровел и вступил в отряд Джета, она тут же взялась его патронировать – с полного одобрения Джета, разумеется. Она слишком хорошо знала, что это такое – привыкать к новому образу жизни, когда трагедия ещё не улеглась в душе, и ты привык к тому, что было раньше, поэтому она всегда дружелюбнее остальных относилась к новичкам.
Однако Лонгшот на удивление быстро адаптировался к новой среде. Он оказался неплохим воином и просто великолепным стрелком – во всяком случае, Смеллерби не могла вспомнить никого другого, кто умудрялся бы стрелять тремя стрелами одновременно. Когда он впервые продемонстрировал это своё умение, Джет присвистнул, а Смеллерби не могла сдержать удивленно-восторженного «Ух ты!». Остальные тоже были явно впечатлены.
В общем, таланты Лонгшота в отряде были востребованы, и он даже стал учить кого-то из товарищей стрелять из лука таким образом.
Впрочем, не все у него было так же безоблачно.
Один раз Смеллерби пошла на своё любимое место в лагере – ветка толстого двухсотлетнего дерева, с которой открывался отличный вид на лес и частично – на море. Таких деревьев в их части леса было много, и для того, чтобы следить за перемещениями солдат Огня, Джет выбирал другие места, где его ребят не было бы видно за кроной, но, тем не менее, Смеллерби очень любила это место, несмотря на потенциальную опасность быть обнаруженной.
Она не сильно удивилась, когда встретила там Лонгшота – вероятно, он тоже, как и она в своё время, искал место для уединения, и не нашел ничего лучше это ветки, поэтому она тихонько спрыгнула с лианы к нему.
Он повернул к ней голову, и Смеллерби встревожилась: Лонгшот до этого никогда не показывал своих эмоций, и та тоска, которую она увидела сейчас в его глазах… в общем, это было страшно. Очень страшно.
- Эй, ты чего? – осторожно спросила она.
Лонгшот помотал головой и отвернулся, вновь смотря на искрящуюся кромку моря вдоль линии горизонта. Смеллерби посмотрела туда вместе с ним.
- Ааа, понимаю, - тихо произнесла она. – Тоскуешь, да?
Лонгшот не ответил и даже не посмотрел в её сторону: не будь Смеллерби такой наблюдательной, она бы и не заметила, как нервно он сглотнул от её слов.
- Мне тоже было больно… поначалу. Когда деревню сожгли.
Лонгшот перевёл на неё взгляд.
«И у тебя тоже?».
- Да у всех тут так, - максимально небрежно бросила ему Смеллерби. – Только не рассказывают. Привыкли, наверное, к этому быстро привыкаешь. А рассказать и некому, хотя у всех всё происходило то же самое.
Лонгшот тяжело вздохнул и слегка улыбнулся.
«Спасибо».
- Да не за что, - улыбнулась ему в ответ Смеллерби. Только улыбка это была какой-то неправильной. Слишком горькой, что ли…
С тех пор они довольно часто вдвоём поднимались на это место – ветку одного двухсотлетнего дерева, с видом на большую часть леса и краешек моря.
Они довольно быстро стали хорошими друзьями, «не разлей вода»: задания им давали исключительно совместные (отчасти потому, что тандем хорошего стрелка и хорошего бойца в ближнем бою давал неплохие результаты), и вообще они редко когда появлялись отдельно друг от друга… и да, тренировки у них были тоже совместными – в основном, правда, потому, что они пытались научить друг друга своим способностям, но выходило у них это не очень хорошо – Смеллерби так и не научилась стрелять из лука, а Лонгшот – пользоваться кинжалами в бою. К тому же Смеллерби была единственной, кто мог переводить людям мрачные взгляды Лонгшота, а тот в свою очередь единственный умел блокировать приступы бешенства у Смеллерби.
В общем, если сказать, что они были неразлучными друзьями и партнёрами, то это будет чистейшей правдой.
Джет смотрел на их общение со стороны и посмеивался, хотя относился к их дружбе очень положительно.
Впрочем, он был из такого сорта людей, которые иногда проверяли отношения между людьми на прочность.
- Смеллерби, - раз спросил он её, - слушай, а эта краска на твоём лице – она что-то значит?
- Ну да, - уверенно ответила не разбирающаяся в тонких интригах девушка. – У нас так в деревне красили воинов, когда они шли на войну. А что?
- Ух ты! Ты меня бы таким образом накрасить не смогла бы?
И Джет невинно подставил ей своё лицо.
Когда покраска лица закончилось, на поляне появился Лонгшот; Джет откинул волосы с лица и воскликнул:
- Чёрт, это удивительно! Эй, Лонгшот, я выгляжу симпатичным?
Лонгшот быстро взглянул на Джета, сухо поджал губы и спешно удалился, не издав ни единого звука.
- Что с ним? – удивилась Смеллерби.
Джет пожал плечами: он уже начинал жалеть о своей выходке. Это хорошо, что Смеллерби не знает о том, что в деревне Лонгшота таким образом красили молодожён…
Джет ещё долго после этого извинялся перед Лонгшотом за свою шутку.
После провала с поджогом деревни Лонгшот был единственным, кто последовал вслед за Джетом и Смеллерби в Ба Синг Се; он больше не мог сказать, что разделяет идеи и убеждения Джета, тем более что они день ото дня становились все более навязчивыми и параноидальными, но бросить его считал для себя постыдным – и это не говоря уже о том, чтобы уйти от Смеллерби.
Ей же в то время было ужасно плохо: она с трудом сдерживала свою тоску по Красоте и страдания, что их казавшаяся крепкой и неразрушимой команда так ничтожно распалась; что Джет так и не смог расстаться со своим прошлым, хотя убеждал ребят в обратном, но, тем не менее… и да, эти его дурацкие подозрения о беженцах с корабля. Которых он с какого-то идиотизма принял за беглых людей Огня. Ну не идиот ли?
Всё это сильно било по Смеллерби. И когда на корабле тот самый престарелый чайный мастер обратился к ней как к мальчику, она не выдержала и накричала на него зачем-то – впрочем, не зачем-то, потому что. Потому что ей было больно, плохо, потому что её искренне бесила неопределенность этой ситуации, потому что она вновь потеряла свой дом, потому что до сих пор не знала сама, кто она есть и что ей вообще надо делать…
И вообще, если бы не Лонгшот, она бы в это время окончательно бы сошла с катушек.
Когда Джет ушёл от них и попал в плен к Дай Ли, депрессия Смеллерби пошла по новому витку.
- Нам надо его спасти, - сказала она вечером Лонгшоту.
«Зачем?».
- Но мы же его команда! Лонгшот, он верит в нас!
«Это был его выбор», - пожал плечами Лонгшот.
- Да, он сам от нас ушёл, но… - Смеллерби ударилась головой об стол. – Чёрт, я чувствую себя предательницей.
Лонгшот на это ничего не ответил, только лишь обнял её за плечи.
Ещё в эти дни она пристрастилась к фруктовому пиву: другое достать было и нельзя – как Ба Синг Се не позиционировал себя «городом культуры и праздника», в котором нет места войне, она всё же не могла на нём не сказаться – в частности, из-за перебоев с поставкой нужных для пива ингредиентов, приходилось обходиться тем, что имелось в самом Ба Синг Се и его предместьях.
Смеллерби это невероятно злило.
«Город веселья, мать его», - зло думала она про себя, прикладываясь к кружке.
Один раз Лонгшот всё же перехватил её руку и строго посмотрел на неё.
- Ладно, наверное, ты прав, - вздохнула она, ставя кружку на стол. – Пора с этим завязывать.
«Давно пора».
В такие моменты Лонгшот казался ей строгим папой, и она с этого начинала жутко раздражаться – но не сейчас. Сейчас же она потянулась и криво усмехнулась:
- Настала новая пора! Иначе зря мы ехали в Ба Синг Се, что ли?
«Ты точно сегодня только пиво пила?»
- Никакого отряда сопротивления, никакой дурацкой борьбы за свободу… и никакой любви, - помолчав, добавила она; и ей показалось, что этим словам Лонгшот сильно удивился.
«Почему?».
- Потому что…- Она не знала что ответить. Но, помолчав и подумав, всё же выдохнула: - Да потому что. Вот сколько не рассказывали про любовь – это всё для красивых и благородных. А я что?
Такого возмущенного шока она на лице Лонгшота не видела ещё ни разу. Странно, что от высоко поднятых вверх бровей с его головы не упала шляпа. Смеллерби даже показалось, что от такой реакции друга на её слова она даже потихоньку начинает трезветь.
Немного помолчав, он всё же остолбенело выдал:
- Ты что, дура?
Смеллерби не знала, что ему ответить. Она вжала в голову в плечи и начала что-то тянуть про «Ну а что…», пока, наконец, Лонгшот с поджатыми губами не подошёл к ней, не поднял, не перекинул через плечо и не потащил куда-то вглубь дома.
Такой реакции она от него не ожидала. И даже орать, визжать, кусаться, брыкать ногами и требовать «Спусти меня немедленно!» стала далеко не сразу, но он хоть бы хны.
В итоге он её принёс в какой-то погреб, где стояло всего пара свечей на столе, матрас и зеркало, даже окон никаких не было, и запер дверь.
Смеллерби довольно много ругалась, причем всякими словами, за которые ей в прошлом не раз слетало от Пиксквика, который берёг нежные детские уши Дюка, но таких выражений Лонгшот ещё никогда не слышал – не только от неё, вообще в принципе. Она билась в дверь, рычала, орала, требовала её выпустить – без толку: если он как-то и реагировал на её требования, то отвечал исключительно молча.
В итоге она, злая и обессиленная, плюхнулась на матрас перед зеркалом; и ей ничего не оставалось делать, кроме как посмотреться в него.
Она уже давно не видела себя в зеркале: года три, наверное, или даже больше, с тех пор как сожгли её деревню – в отряде зеркал, разумеется, не было, и единственное, чем ограничивалась Смеллерби, это поверхность воды, но – ну что в ней можно разглядеть?
Причём это было связано не только с отсутствием зеркал: Смеллерби и сама не хотела в них смотреть, так как ещё со своего деревенского детства помнила, что ничего хорошего она там не увидит – мальчишескую физиономию с синяками, ушибами, носом картошкой и злым выражением глаз, лохматую нечёсаную голову… и что, и всё. Зачем лишний раз расстраивать саму себя?
Но человек, которого она сейчас видела в зеркале, имел мало общего с тем нелюдимым деревенским пацаненком.
Нет, конечно, красоткой она не стала. Нос по-прежнему картошечный, овал лица тоньше не стал, всё та же диспропорция жуткая, неженственная… Разве что грудь немного выросла, да и царапины с синяками с лица исчезли.
Но всё-таки что-то в этой девушке всё же было. Симпатичное.
А если стереть краску?
Воды рядом не было, поэтому пришлось стирать слюной, размазывая краску по лицу.
Несмотря на то, что кожа приняла от краски красноватый оттенок, всё же лицо немного от этого изменилось и – о, ужас! – стало женственнее.
Смеллерби тряхнула головой: волосы у девушки в зеркале растрепались одуванчиком, отчего та стала выглядеть миловиднее и беззащитнее.
«Чёрт, неужели я действительно так изменилась?».
Смеллерби не знала ответа на этот вопрос, равно как и не знала, кому верить больше: вот этой вот подозрительно симпатичной девушке в зеркале или держащемуся у неё в голове образу страшноватой пацанистой девчонки, глядя на которую и не поймёшь, некрасивый ли это парень или же некрасивая девочка…
Она настолько крепко задумалась над этим вопросом, что даже не стала избивать Лонгшота после своего освобождения.
Смеллерби почти никогда не плакала: пару раз всего, когда соплячкой ещё совсем была и когда деревню сожгли, больше ни-ни. Она твердо была уверена в том, что это бабская привилегия – ныть и плакать, ей же этого не позволяло положение. Да и постыдно это, что уж там.
На смерти Джета она же рыдала, даже не пытаясь скрыть своих слёз – да и скрывать их было не от кого, не от Лонгшота же, который сам вот-вот заплачет…
После того, как Аватар с командой помогли им справиться с воинами Дай Ли и они выбрались на поверхность, первое, что они сделали, это с почестями похоронили Джета. Почести эти, впрочем, были весьма условные – просто положили рядом с ним его клинки, Смеллерби воткнула ему соломинку в рот, а Лонгшот поставил рукодельную табличку с вырезанным на ней именем бывшего предводителя. И постояли с минуту, в полном молчании. Потом в таком же полном молчании вернулись домой.
Смеллерби не могла думать ни о чём: ни о том, что она впервые за месяц увидела Красоту-Катару и ничего с этого не почувствовала, ни о том, что Ба Синг Се, оказывается, вовсе не такой светлый и праздничный город... даже воспоминания о Джете её не гложили. Просто вот конкретно сейчас у неё в голове была только одна чёткая и ясная мысль: его нет. Как больше нет отряда сопротивления.
Хорошая смерть: даже умирая, боролся до последнего – за свободу и за свою жизнь. Достойная для воина смерть.
Она искоса посмотрела на Лонгшота, так и не притронувшегося к еде, и он… плакал?
- Эй.
Он медленно повернул к ней голову: Смеллерби накинула ему на плечи покрывало из степных буйволов и посмотрела ему в глаза.
- Эй, не плачь, слышишь?
Лонгшот криво усмехнулся.
- Ты же парень, ты не должен плакать.
Большой палец, которым она провела под глазами Лонгшота, дважды обожгли слезы; от этого было даже немного больно.
- Джет бы не оценил. Знаешь, что он бы сказал? – И Смеллерби старательно воспроизвела голос Джет: - «Хей, парень, хватит ныть! Нас ждёт светлое будущее!»
Лонгшот, услышав это неумелую переделку голоса своего бывшего предводителя, всё же издал короткий нервный смешок и, тепло посмотрев в глаза Смеллерби, тихо сказал:
- Хорошо, не буду.
Вслух. Смеллерби показалось это очень важным – особенно в тот день, когда умер Джет.
Это настолько сильно её обрадовало, что она даже не сразу обратила внимание на то, что Лонгшот придвинул её за плечи к себе и поцеловал в губы; очнулась лишь тогда, когда он несильно прикусил ей язык. Она не любила боль, с ней было связано слишком много плохих воспоминаний и мучительных последствий, но тут она даже не стала после поцелуя драться с Лонгшотом. Ей это даже в голову не пришло, что было совсем удивительно. Только лишь удивленно-добродушно выдавила из себя «Ну ты и крокодил», и они некоторое время сидели, прижавшись друг к другу вплотную и тепло дыша на кожу.
Свой первый поцелуй Смеллерби представляла себе совсем не так, но альтернатива была неплохая.
- Ты красивая.
Она подняла глаза на Лонгшота: тот говорил абсолютно серьезно, пристально глядя на неё. Она некоторое время помолчала, затем тихо ответила ему:
- Спасибо.
Так закончился этот тяжелый для них день.
@темы: фанфикшен